Тургенев, Иван Сергеевич

Смотри также Творчество Гончарова

(1818—1883). — Знакомство Гончарова с Т. относится к половине 40-х годов, но более тесное сближение обоих писателей последовало в 1855 году. По рассказу Л. Н. Майкова, "в то время дружеские связи их были настолько тесны, что они не только читали друг другу свои уже написанные, но еще не напечатанные произведения, но и сообщали на общий "зуд программу сочинений, только что задуманных; так, по всему вероятию, не позже 1857 года Гончаров показывал Т. программу романа, которому предполагалось дать заглавие: "Эпизоды из жизни Райского" и который был впоследствии назван "Обрывом", а Тургенев в 1858 году прочел Гончарову "Дворянское гнездо" и дал понятие о содержании романа "Накануне". Выслушав "Дворянское гнездо", Гончаров высказал автору мысль о сходстве этого произведения с сюжетом задуманного им "Райского", и Тургенев, — как утверждал впоследствии Иван Александрович — не только согласился с этим замечанием, но и решился исключить из своего романа одно место, слишком живо напоминавшее одну из сцен в будущем романе Гончарова. Необыкновенный успех "Дворянского гнезда", появившегося одновременно с "Обломовым", вызвал ряд личных и письменных объяснений между Гончаровым и Тургеневым. В 1859 г. оба писателя обменялись такими письмами: "Вы, — писал Гончаров Тургеневу, — скользите по жизни поверхностно, это — правда; но по литературной стезе вы скользите менее поверхностно... Я, например, рою тяжелую борозду в жизни, потому что другие свойства заложены в мою натуру и в мое воспитание. Но оба мы любим искусство, оба — смею сказать — понимаем его, оба тщеславны, а вы, сверх того, не чужды в ваших стремлениях и некоторых страстей, которых я лишен по большей цельности характера, по другому воспитанию и еще... не знаю почему — по лени, вероятно, и по скромности мне во всем на роду написанной доли. У меня есть упорство, потому что я обречен труду давно, я моложе вас тронут был жизнью, я оттого затрагиваю ее глубже, оттого служу искусству, как запряженный вол, а вы хотите добывать призы, как на course de clocher..." "Скажу очень смелую вещь: сколько вы ни пишите еще повестей и драм, вы не опередите вашей "Илиады", ваших "Записок охотника": там нет ошибок; там вы просты, высоки, классичны, там лежат перлы вашей музы, рисунки и звуки во всем их блистательном совершенстве! А "Фауст", а "Дворянское гнездо", а "Ася" и т. д.? И там радужно горит ваша линия и раздаются звуки. Зато остальное, зато создание — его нет, или оно скудно, призрачно, лишено крепкой связи и стойкости, потому что для зодчества нужно упорство, спокойное, объективное обозревание и постоянный труд, терпение, а этого ничего нет в вашем характере, следовательно, и в таланте. "Дворянское гнездо"... Про него я ничего не скажу, но вот мнение одного господина, на днях высказанное в одном обществе. Этот господин, между прочим, сказал: "Когда впечатление (от романа) минует, в памяти остается мало; между лицами нет органической связи, многие из них лишние, не знаешь, зачем рассказывается история барыни (Варвары Павловны), потому что, очевидно, автора занимает не она, а картинки, силуэты... а не сущность, не связь и целость взятого круга жизни... Сообщаю вам эту рецензию учителя (он — учитель) не потому, чтобы она была безусловная правда, а потому, что она хоть отчасти подтверждает мой взгляд на ваши произведения".

На письмо Гончарова Тургенев ответил: "...Скажу без ложного смирения, — писал он, между прочим, — что я совершенно согласен с тем, что говорил "учитель" о моем "Дворянском гнезде". Но что же прикажете делать? Не могу же я повторять "Записки охотника" ad infinitum! А бросить писать — тоже не хочется. Остается сочинять такие повести, в которых не претендуя ни на цельность, ни на крепость характеров, ни на глубокое и всестороннее проникновение в жизнь, я мог бы высказать, что мне приходит в голову. Будут прорехи, сшитые белыми нитками, и т. д. Как этому горю помочь? Кому нужен роман в эпическом значении этого слова, тому я не нужен; но я столько же думаю о создании романа, как о хождении на голове: чтобы я ни писал, у меня выйдет ряд эскизов. E sempere bene! Но вы ведь и в этом сознании увидите дипломатию; думает же Толстой, что я "чихаю, и пью, и сплю — ради фразы". Берите меня, каков я есть, или совсем не берите; и не требуйте же, чтобы я переделался, а главное — таким Талейраном, что у, у! А, впрочем, довольно об этом. Вся эта возня ни к чему не ведет: все мы умрем и будем смердеть после смерти!.."

После обмена этими письмами (приведенными здесь в выдержках) отношения как будто восстановились, но не улеглась подозрительность Гончарова. В вышедшем вскоре "Накануне" Гончаров вновь усмотрел "заимствование" у него. На письмо Гончарова с язвительным намеком "о пристальном внимании", с которым якобы Тургенев выслушивал "сочинения других", последний потребовал третейского суда. Судьи — Дудышкин, Дружинин, Анненков — вынесли решение, что произведения Тургенева и Гончарова, как возникшие на одной и той же русской почве, должны были тем самым иметь несколько схожих положений, случайно совпадать в некоторых мыслях и выражениях, что оправдывает и извиняет обе стороны". Гончаров, казалось, "остался доволен этим решением экспертов", но Тургенев "в последнем слове", обращенном к Гончарову, заявил, что, оставаясь поклонником таланта Гончарова, он прекращает с ним дружеские отношения". Примирение между ними последовало лишь в 1864 г., но и оно не могло восстановить вполне прежних добрых их отношений. Гончаров неблагосклонно отозвался и о тургеневском "Дыме", в котором не находил "ни одного живого штриха, никакой меткой особенности, ничего, напоминающего физиономию, живое лицо" (Из письма Тройницкому "Вестн. Евр." 1908, XII, стр. 451. Все это он высказал самому Тургеневу (Ibidem). "Гончаров все говорил мне о Тургеневе", — замечает Достоевский, встретившийся с Гончаровым за границей. "Р. арх." № 9, 1902 г. Характерно, что такой, бесспорно расположенный к Гончарову, человек, как Л. Н. Майков, замечает, что "подбор мелких фактов и их сопоставление по времени могут, к сожалению, убедить" в том, "что успехи Тургенева действительно приводили автора "Обломова" в тревогу".

Ср. Анненков. Шесть лет переписки с Тургеневым. Литер. воспомин. Спб. 1909 г. Ср. Л. Н. Майков, "Русск. стар.", 1900 г., там же письма Гончарова и Тургенева, № 1; Е. А. Ляцкий, "Современник", 1912 г., № 3.